Алый шар луны - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Вот теперь я точно знаю, что Катя была права, когда говорила, что только вы можете помочь ей!

– Я ничего не обещаю, но просто мне и самой будет интересно узнать, что же на самом деле произошло в поезде в ту ночь… Действительно ли девушку изнасиловал и убил сбежавший заключенный?

– Понимаю… Я сейчас.

Елена Николаевна вышла из комнаты и вернулась с пакетом, из которого извлекла небольшую черную лаковую сумочку и упакованную в тонкий целлофановый пакет симпатичную мягкую кошку размером с небольшую подушку. Кошка и была своеобразной подушкой, круглой, пузатой и очень тяжелой.

– А почему она такая тяжелая? – спросила я.

– Возможно, там лежат какие-то вещи Нади…

Странное дело: когда она произнесла имя девушки, мы с ней – обе – почувствовали какую-то причастность к судьбе словно бы уже знакомого нам человека. Одно дело, когда говоришь «девушка», и совсем другое – когда произносишь ее имя. Надя.

– Да. На самом деле… Там могут быть и ее документы, и, может, украшения… – согласилась я. – Не случайно же она держала кошку у себя в изголовье. Я, к примеру, всегда кладу под голову в поезде свою сумку с деньгами.

– Сразу скажу – ни я, ни Катя, – мы не открывали сумку, не вспарывали кошку, поэтому о том, что там, я и понятия не имею!

– Неужели вам не любопытно было?

– Любопытно? Да, конечно, я живой человек, и мне было интересно узнать, что находится в кошке, но я, когда смотрела на эти вещи, мне становилось как-то не по себе… Словно душа Нади витала где-то поблизости и наблюдала за мной.

– Что?!

– Я вполне серьезно.

– Хорошо. Так как мы поступим? Может, сейчас все откроем, посмотрим и вместе решим, что со всем этим делать?

– Нет-нет-нет!!! – замахала руками Елена Николаевна, раскрасневшись от волнения. – Я ничего не хочу знать и видеть! Я лишь отдаю вам то, что должна была передать. Как вы думаете, каким образом все эти вещи оказались у меня? Катя! Это она вручила мне их на хранение. Она ждала вас. Она надеялась, что вы подключитесь к этой истории, заинтересуетесь ею… Знаете, она так и говорила. Вот, мол, когда у нее закончатся все сюжеты и она будет в поиске, вот тогда-то она и вспомнит обо мне, о Наде… Конечно, Катя и предположить не могла, что вы соберетесь в Сургут! Вы помните название станции?

– Как ни странно, да. Войновка. Так? Это где-то неподалеку от Тюмени.

– У меня название этой станции даже записано. Но и я тоже запомнила наизусть.

– Екатерину Андреевну жалко… Думаю, если бы она обратилась ко мне за помощью, я бы помогла ей… Посоветовала бы, как ей подействовать на внучку.

– На Ленку-то?

Елена Николаевна крикнула это уже из кухни, откуда вскоре вернулась с подносом, на котором стоял заварочный чайник, чашки и сахарница.

– Нет, на нее невозможно подействовать. Они со своим мужем еще и не такие дела проворачивали! И все – с помощью психушки. Одного парня все пасли, инвалида, у него с психикой все было в порядке, но самостоятельно, дома, он жить не мог. Так она, эта Ленка, влюбила его в себя, и он сам подписал ей свою квартиру! А парня упекли в психушку. Они страшные люди – Ленка и ее муж! Я сама их боюсь, если честно…

Слушая все это, я постепенно впадала в какую-то апатию. Вероятно, весь мой запал авантюрности и жажды приключений уже иссяк, и мне захотелось домой, к своему компьютеру, ко всему привычному, спокойному… И зачем только я приехала сюда? Теперь придется забирать эти вещи. И что я с ними буду делать? Нет, призрака Нади я не боялась. Я вообще не верю в призраки. А хоть бы они и существовали, и что с того? Я же не собираюсь присваивать себе ее сумочку! У меня сумок – целая коллекция. Сумки – это моя болезнь. Да и кошка эта плюшевая… Может, конечно, там и лежит что-то ценное. Если окажется, что это так, я точно обращусь в милицию. Но только представителем органов будет мой бывший муж, Володя Пухов, который и подскажет мне, как поступить в образовавшейся ситуации… Отругает он меня, конечно, за то, что я влезла не в свое дело. А может, и сам заинтересуется?

Еще не поздно было вернуть эту несчастную кошку вместе с сумкой Елене Николаевне. Еще не поздно было вернуть билеты в Сургут и ограничиться общением с сестрой по Интернету. Еще не поздно было вернуться в свой привычный мир и погрузиться в мутный и теплый колодец своих фантазий и сюжетов…

– Хорошо, я это забираю и постараюсь сделать так, чтобы вещи попали в руки близких или родственников той девушки. Возможно, эта история на самом деле натолкнет меня на написание нового романа… Спасибо за чай, Елена Николаевна.

Кто говорил моим языком? Кто заставлял двигаться мои руки, когда я забирала кошку с сумкой и впихивала все это в пакет? Вероятно, тот, кто двигал и всем нашим непростым, затейливо сотворенным миром. И этот кто-то, вероятно, хотел, чтобы я оказалась втянута по уши в эту историю.

Что ж, хватит, наверное, жить словами, фразами, книгами и фантазиями. Пора поучаствовать в реальной жизни.

Я вернулась в машину и почувствовала, как сил у меня отчего-то прибавилось. И машина моя мчалась куда быстрее прежнего.

2

Володя уже поджидал меня дома. Как ни странно, но после нашего развода, вызванного рядом самых банальных причин (важнейшей из которых оказалась утрата чувств, во всяком случае, так было написано в составленном моим другом-адвокатом заявлении), наши отношения с Володей значительно улучшились. Мы начали гораздо уважительнее прежнего относиться друг к другу, позабыли многие обиды и стали более близкими и родными людьми. И тот факт, что мы жили теперь порознь, лишь усилил чувство ответственности друг за друга. Вот такой парадокс. Мы часто виделись, как могли, помогали друг другу, да и в гости или на какую-нибудь выставку, на концерт или в театр иногда ходили вместе. Когда Володя болел, я ухаживала за ним, возила ему лекарства, готовила еду, прибиралась в его квартире. Когда заболевала я – а я болею всегда подолгу, мучительно, и мне просто необходимо, чтобы в это время обо мне кто-то заботился, – Володя терпеливо сносил все мои капризы, заставлял меня пить лекарства, делать ингаляции, полоскать горло, сам ставил компрессы, словом, был для меня самой лучшей нянькой. Я знала, что у него никого нет, что он по-прежнему всецело принадлежит мне, но вот хорошо это или плохо – так и не понимала.